ВЕЛИКИЙ ПЕВЕЦ И КАНТОР МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ

Михаил Ринский


ВЕЛИКИЙ ПЕВЕЦ И КАНТОР
МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ

В 1914 году мир широко отмечал знаменательный юбилей великого тенора, кантора синагог и исполнителя безграничного репертуара, от классического до народных песен на разных языках, покорителя слушателей в самых престижных залах мира, от Московской консерватории до нью-Йоркского Мэдисон сквер Гардена. Особым украшением этого значимого события в музыкальной жизни стал выход в юбилейном году книги журналиста и писателя Леонида Махлиса «Шесть карьер Михаила Александровича. Жизнь тенора». Книга - уникальный труд близкого певцу человека – их тесно связывали свыше трёх десятилетий сначала общая борьба за право репатриации, а затем и общий жизненный путь. Отлично изданный том большого формата содержит на 650 страницах массу сведений, фото – настоящее исследование. К книге приложен диск с записями певца.

Автору этих строк посчастливилось встретиться в Тель-Авиве с Леонидом Махлисом и многое узнать из нашей беседы о великом маэстро и самом авторе книги о нём. 

Старшие поколения бывших граждан СССР хорошо помнят великого тенора Михаила Александровича, несмотря на то, что он покинул Советский Союз ещё в 1971 году и был «реабилитирован» в этой стране лишь незадолго до её распада. В течение трёх десятилетий, в 1940-60-х годах, великий певец был её кумиром. 90 наименований пластинок с его записями общим тиражом свыше двух миллионов было выпущено только в СССР за эти годы.

В латвийском селе, где в 1914 году родился мальчик Миша, его папа, скромный торговец и одновременно музыкант-самоучка Давид Александрович, по счастью, во-время обратил внимание на необыкновенный дар своего сынишки, и уже  в шестилетнем возрасте ребёнок был отдан в заботливые руки музыкальных педагогов Риги. В местной Еврейской народной консерватории по достоинству оценили как голос, так и необычную способность мальчика легко справляться с совсем не детским репертуаром, от классических камерных произведений Шуберта и Глинки до еврейских народных песен. На подготовленном педагогами концерте девятилетнего Миши в знаменитом зале «Дома черноголовых» присутствовала вся музыкальная общественность столицы Латвии, в то время уже независимой. 

Выступает М. Александрович,
9 лет

Потом были четыре года выступлений в Литве, Польше, Германии, Эстонии. Ему аккомпанировали композитор, «король танго» Оскар Строк, будущий  главный дирижёр Литовской оперы Лев Гофмеклер, другие звёзды. В период юношеской ломки голоса Миша учился в Рижской консерватории по классу скрипки. 2

К тому времени в Латвии, под влиянием нацистов Германии, начались гонения на евреев, и отец посоветовал молодому певцу, которому удалось сохранить мягкий лирический тенор, принять участие в конкурсе на должность главного кантора синагоги английского Манчестера. Из 112 претендентов был выбран Михаил. Там 18-летний юноша приобрёл опыт профессионального кантора и обогатил своё мастерство, консультируясь у маэстро Биньямино Джильи, которого он регулярно навещал в Риме. Затем пел в синагоге литовского Каунаса, в Литовской опере, давал концерты как синагогальной, так и светской музыки. Талант и богатейший светский репертуар, включавший и русскую классику, позволили молодому Александровичу после событий 1940 года «вписаться» в советскую действительность.  

Рига, 1940 год

22 июня 1941 года Германия напала на Советский Союз. Во время войны Михаил стал фронтовым певцом, но в любых обстоятельствах выступал перед солдатами в концертном костюме. Репертуар его неизменно включал арии из опер, неаполитанские и фронтовые песни, а когда просили и позволяли - песни на идише.

В первые месяцы войны Михаил встретил молоденькую студентку рижского балетного училища. У Раи погибла в оккупации вся семья, она не говорила по-русски, у неё не было документов. Помощь Михаила буквально спасла девушку. Она стала верным спутником всей дальнейшей жизни певца.

Талант и активная концертная деятельность певца в годы войны и послевоенный период были по достоинству оценены на самом высшем уровне: Михаил Александрович не только избежал репрессий в периоды «борьбы с космополитизмом» и «дела врачей», но стал заслуженным артистом страны и лауреатом сталинской премии. Без согласия Михаила его даже приказом министра культуры оформили солистом Большого театра, но Александрович не счёл возможным принять это, столь вожделенное для певцов назначение по ряду причин, в том числе – из-за своего роста 158 сантиметров. 

М. Александрович поёт в Московской синагоге.

Лишь дважды, в 1945 и 1946 годах, Александровичу власти разрешили петь в Московской хоральной синагоге - в международные дни поминовения. В эти дни у главной синагоги столицы, вмещавшей полторы тысячи человек, собиралось до 20 тысяч евреев. Позднее Михаил Александрович встречался и с первым послом Израиля Голдой Меир. Не опасался певец посещать израильское посольство и в дальнейшем, вплоть до  1967 года, когда по инициативе СССР после Шестидневной войны были разорваны  дипломатические отношения между ним и Израилем.

Политика «кнута и пряника» в отношении выдающихся деятелей литературы и искусства продолжалась и в последующие десятилетия. Но трудно было затмить славу певца, выступившего в стране в шести тысячах концертах, в том числе в шестистах – на фронте. Несмотря на эти заслуги, два министерских приказа  в 1960-е годы  ограничили Александровичу число сольных концертов в месяц сначала до десяти, а затем – и до пяти. Позиция советских властей по отношению к еврейскому государству и резкое ужесточение личных репрессий – всё это вынудило выдающегося певца подать документы на выезд в Израиль вместе с женой Раей и дочерью Илоной. 

1968 г. Ограничение - не более 5 сольных
концертов в месяц

После подачи документов известный тенор был полностью отлучён от какой-либо концертной деятельности, ему отказывали и те, кто ещё недавно добивался  его внимания или выступления.  А власти не спешили давать положительный ответ. Многие «отказники» терпеливо, годами обивали в одиночку пороги ОВИРа, но Михаил Александрович избрал активную позицию: уже в сентябре 1971 года он вместе с дочерью Илоной принял участие в демонстрации протеста двухсот «отказников» у здания ЦК КПСС. Демонстранты избрали троих своих представителей – Михаила Александровича,  писателя Давида Маркиша и Леонида Махлиса - их принял начальник одного из отделов ЦК КПСС Альберт Иванов. Под окнами приёмной демонстранты развернули написанное на простыне изречение: «Отпусти народ мой!». 20-минутная «беседа» свелась лишь к требованию: «подавали заявления на выезд по отдельности – вот и обращайтесь индивидуально, а любые групповые действия повлекут строгие наказания для всех».

В приёмной ЦК и познакомились Михаил Александрович и Леонид Махлис, чтобы  затем свыше трёх десятилетий идти по жизни, что называется, рука об руку. 26-летний Леонид, избранный «отказниками» в тройку их делегатов, вместе с маэстро и сыном репрессированного выдающегося еврейского поэта и писателя, был ещё мало кому известным, но зато, как он сам шутит, ЦК был для него «родным домом». Дело в том, что в 1962 году первым местом работы  его, ещё школьника, была библиотека Института марксизма-ленинизма, располагавшаяся напротив Института кинематографии (ВГИКа). Получал он там всего-то 45 рублей, но очень дорожил своим местом, так как имел доступ к специальным фондам библиотеки  и очень многое, исторически и жизненно интересное, почерпнул за полтора года работы.

Затем была учёба на филологическом факультете МГУ, после которой вершиной «карьеры», как шутит Леонид, стала должность «завлита»…Театра зверей «Уголка Дурова». Никому из персонала не нужный, сидел он в своей коморке под куполом, изредка беседуя с соседками-обезьянами на иврите, который тайно изучал по пособиям, полученным когда-то от сотрудников посольства Израиля. Журналистский же опыт Леонид копил еще со школьной скамьи, работая внештатно в АПН и центральных газетах. Дорога к штатным должностям была окончательно и бесповоротно перекрыта в 1965 году, когда его впервые вызвали на допрос в следственную тюрьму КГБ в Лефортово. Пока как свидетеля. Но, «копая» под других, пытались уличить и Леонида в «неискренности». Перед ним положили папку с копиями писем, которые Леонид писал брату в возрасте… 14 лет.  Обоим братьям стало ясно: из страны, где закон допускает слежку за детьми, надо бежать. И чем раньше, тем лучше. Но такой шанс представится лишь спустя шесть лет. 

Обложка книги Л. Махлиса

Протест у ЦК КПСС возымел действие: уже 7 октября 1971 года, после года борьбы, вылетел в Вену Леонид Махлис, сразу вслед за ним – его мать и сестра с семьёй, но брата Владимира задержали – пилот вертолёта, по мнению властей, был опасен для интересов страны,  которая не хотела «укреплять израильскую военную авиацию готовыми кадрами». Отец остался в Союзе, но их отъезду не препятствовал.

Михаил Александрович с женой и дочерью покинули Советский Союз 29 октября 1971 года, а 7 января, в первый шабат 1972-го, в Большой синагоге города Рамат-Гана началось богослужение, которое вёл новый главный кантор синагоги, лауреат сталинской премии Миша Александрович. 11 января 1972 года состоялся торжественный приём в честь певца в мэрии Тель-Авива, и далее – концерты, восторги зрителей и газет, одна за другой – пластинки. Особо необходимо отметить концерт в «Гейхал а-Тарбут» Тель-Авива, в зале на 3000 мест, 6 марта 1972 года, «под патронажем» главы правительства Израиля Голды Меир. 

С Голдой Меир в Израиле

Но концертную деятельность и гастрольную активность певца, да и его повседневную жизнь связывал по рукам и ногам двухгодичный контракт с синагогой Рамат-Гана: следили за каждым его шагом, за тем, что он ест, кому пожимает руки, не нарушает ли религиозные предписания. Отчасти поэтому Михаил Александрович не очень долго раздумывал над предложением американского миллионера, владельца нью-йоркских многоэтажных парковок Абрахама Гиршфельда – тот быстро организовал певцу ангажемент – серию концертов по США и Канаде. Популярность и признание новой аудитории буквально обрушились на певца после концерта перед 15-тысячной аудиторией в «Медисон сквер гарден». Михаил остался доволен весенним 1972 года турне, хотя гонорар его составил всего пять тысяч долларов вместо обещанных пятидесяти. «Нью-Йорк Таймс» отозвалась на запоздалое открытие новой звезды рецензией, которая начиналась словами: «Миша Александрович – самый охраняемый культурный секрет России». В июне 1972 года Михаил продолжил канторскую службу в Рамат-Гане.

Тем временем молодой друг Михаила, бывший «отказник» Леонид Махлис, прилетев в Израиль, немедленно развил бурную деятельность по вызволению брата – лётчика и других евреев, которым власти СССР всё ещё запрещали выезд на историческую родину. Убедившись, что Израиль мало чем может повлиять на позицию советских властей, Леонид улетел в США и Канаду, где в эти годы активно поддерживалась борьба «евреев молчания» на правительственном и общественном уровнях. Вскоре в Конгрессе США прозвучали выступления конгрессменов и сенаторов в защиту Владимира, а Президент Никсон назначил Леониду встречу в Белом доме за две недели до своего визита в Москву. В результате – уже в мае 1972 года брат получил разрешение на выезд.

Ещё во время репатриации, на пересадке в Вене, Леониду было сделано предложение – работа журналиста на радио «Свобода».  Больше года Леонид размышлял. Точнее  - размышляли две семьи, Махлисы и Александровичи. Дело в том, что дружба и взаимодействие, объединявшая «отказников» Леонида Махлиса и Илону Александрович, переросла в чувства, и речь шла о переезде в Мюнхен и её. Были, конечно, и сомнения, связанные с адаптацией в Германии – виновнице Катастрофы еврейского народа. Словом, решили принять предложение и пару лет поработать в Мюнхене – это решение открывало перед молодой парой широкие профессиональные возможности.  

С супругой Раей, дочерью Илоной и
       Леонидом Махлисом после концерта
       в "Волдорф Астория", Н. Йорк, 1977г.

С августа  1973 года Леонид Махлис приступил к работе в Мюнхене, в сентябре  в этот город приехала и Илона, и уже на 29 октября назначили свадьбу. Естественно, она не мыслилась без ближайших родственников, тем более – родителей, Но начавшаяся 6-го и длившаяся до 24 октября арабо-израильская «война судного дня» едва не нарушила все планы, а работа, в связи с войной, аэродрома Лод едва не сорвала прилёт Александровичей-старших на свадьбу дочери. Им удалось это лишь за день до счастливого события. Сам Михаил Александрович пел на свадьбе, благословляя молодых, чем вызвал замешательство местного раввина, обратившегося к молодожёнам с ехидным вопросом: «А в ресторан вы тоже приходите с собственной котлетой?». 

После возвращения из Мюнхена Михаил и Рая недолго оставались в Израиле: как раз вскоре завершилась работа по контракту кантора в синагоге Рамат-Гана, и Александровичи переехали в США. Здесь они прожили 17 лет, до 1990 года. Михаил Александрович все эти годы выступал как камерный певец и кантор, неизменно с восторгом принимаемый  аудиторией. Некоторые американские газеты даже находили что-то мистическое в его исполнении, биографии, певческом долголетии – 75 лет на сцене!

Репертуар Михаила Александровича был на редкость богат и разнообразен. Только оперных арий – свыше 80-ти! Он включал в концерты как классику, так и песни, итальянские и русские, американские и еврейские. Он выступал перед любой аудиторией, в том числе, по словам Леонида Махлиса, «обожал аудиторию русскую… Ему всегда не хватало её…». Певец сохранял добрые отношения с российскими композиторами Т. Хренниковым, Г. Свиридовым и многими другими. Он дружил с выдающимся тенором Большого театра Иваном Козловским. Когда М. Ростропович спросил Козловского о том, как он относится к эмиграции Александровича, Иван Семенович ответил: «Плохо: петь стало не с кем». В период «перестройки» певцу предложили серию концертов в России. Он согласился при условии, что они должны быть благотворительными. В результате трех турне, певец дал в разных городах, от Магадана до Одессы, более 40 концертов. 

С младшими братьями Ицхаком (слева) и Менделем.
Рижское взморье, 1998 год.

Между тем Илона и Леонид вместо двух лет «задержались» в Мюнхене надолго,  Они и поныне живут и трудятся в этом городе. До 1995 года они успешно работали на радио «Свобода», а  когда это радио было переведено в Прагу, занялись переводами. Леонид Махлис, помимо этого, редактировал два специализированных журнала по вопросам международной безопасности.

Выйдя в 1990 году на песию, в Мюнхен переехали из Америки Михаил и Рая Александровичи. Впрочем, Мюнхен уже был «освоен» певцом ранее: здесь он издал в 1985 году свою книгу «Я помню…», переизданную в 1992 году и в России. С московской общественностью он никогда не порывал связей. В 1994 году по случаю 80-летия певца навестили министр культуры России Е. Сидоров и Генконсул П. Лядов. Свой последний концерт Михаил Александрович дал именно в Москве, в Большом зале консерватории, в 1997 году.  Выдающийся певец ушёл из жизни в июле 2002 года, за три недели до своего 88-летия. Его верная Рая – в 2011 году.

Илона и Леонид бережно хранят память о них. Лучшим доказательством этого служит фундаментальный труд – книга Леонида Махлиса «Шесть карьер Михаила Александровича. Жизнь тенора» (издательство «Весь мир», 2014 год), изданная накануне 100-летнего юбилея великого певца. Автор книги подчёркивает, что на всех стадиях её создания ему активную и всестороннюю помощь оказывала дочь героя книги и жена автора Илона. 

Леонид Махлис беседует с автором
            Тель-Авив, 2015 г. Фото автора.

На презентации книги в Москве авторитетный литературовед и музыковед Святослав Бэлза, отметив, в частности, что книга «по сути дела - биографический роман, потому что сама жизнь была романом».

В книге – никогда прежде не публиковавшиеся рассказы о встречах  М. Александровича с Ф. Шаляпиным, И. Козловским, С. Рихтером, Д. Ойстрахом, М. Ростроповичем и другими  выдающимися музыкантами. Эпизоды встреч с И. Сталиным, Н. Хрущёвым, Е. Фурцевой, маршалами Г. Жуковым и К. Ворошиловым, с Г. Меир и Р. Никсоном. 

Святослав Бэлза, Илона и Леонид на презентации
книги "Шесть карьер М. Александровича"

За московской презентацией последовали и другие. А  в ноябре вышел на экраны документальный фильм режиссёра Владимира Шаронова «Как соловей о розе…», название которого повторяет одну из излюбленных песен певца – миниатюры Тихона Хренникова из музыки к пьесе Шекспира «Много шума из ничего». Фильм создан по материалам и при участии Илоны и Леонида Махлисов и наглядно иллюстрирует замечательную книгу. Эти талантливые произведения, эти многочисленные встречи - весомый вклад в увековечение памяти великого певца.

ОТЕЦ И СЫН (ХХ век семьи Фидельгольц)

Михаил Ринский
ОТЕЦ И СЫН
ХХ-й ВЕК СЕМЬИ ФИДЕЛЬГОЛЬЦ

Судьба этой семьи, интересная, содержательная, а временами трагичная, изложена здесь на основе воспоминаний и произведений незаурядных героев и бесед с ними автора.

НАЧАЛО ВЕКА

На рубеже 19 – 20-го столетий фельдшер в Гомеле был уважаемым человеком. У интеллигентного, начитанного Гирша Фидельгольца в доме была солидная библиотека; можно было послушать музыку – был патефон, тогда ещё редкость. Не случайно, когда в 1905-м были погромы, русский военврач спас семью фельдшера от черносотенцев. Но от унижений во всех случаях Гиршу Фидельгольцу уйти было трудно: всю жизнь он вспоминал ожоги казацких плетей и оскорбления со стороны тех, которых порой возвращал к жизни. То, что невозможно было в его годы получить самому, высшее образование, Гирш мечтал дать сыну. После хедера он определил Лёву в престижную, единственную по тем временам для евреев частную гимназию Ратнера.
Как в годы учёбы в гимназии, так затем и всю жизнь Льву везло на окружение и контакты с людьми интеллигентными, яркими, неординарными. В 1916-м, в 17 лет, он стал студентом Петроградского психо-неврологического института, а затем, после перерыва, вызванного революцией и гражданской войной, продолжил учёбу в Ленинградском мединституте. Он не только слушал лекции, но, участвуя уже в студенческие годы в научной работе, общался с выдающимися учёными.
Интересны записи Льва о И. П. Павлове, о публичных спорах академика с Н. И. Бухариным. Как вспоминал Л. Фидельгольц, Павлов отвергал, например, научность термина «диктатура пролетариата», не без юмора мотивируя тем, что при опытах на собаках, когда к ним применяли насилие, у них слюна выделялась не в норме. Интересны наблюдения студента, свидетельствующие об антагонизме Ивана Петровича и не менее значимого учёного В. М. Бехтерева, ранее Павлова описавшего условные рефлексы. Павлова, например, занимало учение Фрейда, а Бехтерев его отрицал. В то же время он сам проводил сеансы гипноза – Фидельгольц был их свидетелем. Смерть Бехтерева от отравления очень похожа на смерти Михоэлса и Фрунзе, и Л. Г. Фидельгольц на стороне тех, кто считает её следствием диагноза Бехтерева Сталину как параноику.
В период учёбы в Ленинграде студента Льва привлёк к своим лабораторным работам сам Л. А. Орбели, будущий академик. В своём пятитомном труде Орбели упоминает и работы Льва Фидельгольца. Возглавивший позднее Физиологический институт, Орбели был затем оклеветан и смещён со всех постов, но впоследствии реабилитирован. Когда Льву пришлось, ещё до окончания института, переехать в Москву в связи с переездом туда всей семьи, Орбели очень сожалел о потере сподвижника.

МЕЖВОЕННЫЕ ГОДЫ

Л. А. Орбели дал Л. Фидельгольцу письмо к одному из коллег, с помощью которого Лев продолжил учёбу в Москве. В 26-м году, окончив медицинский факультет Московского университета, он стал его ординатором.
Здесь, на кафедре неврологии МГУ, Л. Фидельгольцу довелось наблюдать работу по изучению мозга В. И. Ленина. Хотя немецкий врач и исследователь и сделал заключение: «Мозг интеллектуального атлета», теория одарённости вообще была снята: не подтверждалась её зависимость ни от величины, ни от количества извилин мозга.
Как раз по окончании университета определилась личная жизнь Льва. Капа Титова работала микробиологом в 1-м Московском медицинском институте, у известного профессора Василенко. В 27-м году молодая семья приросла сыном Юрием, которому предстоит стать нарушителем спокойствия семьи и героем второй половины нашего повествования. А пока сын радовал молодых родителей, хотя, как и почти все в те годы, жили тесно в комнатке в коммуналке. Лишь незадолго до войны Лев получил небольшую квартиру.
После смерти В. Маяковского в 30-м году Лев Фидельгольц непосредственно занимался исследованием мозга поэта. Мозг имел обычную, среднюю величину. В дальнейшем он описал как собственные впечатления о живом Маяковском, так и беседы с его родными и близкими в процессе исследовательской работы. Л. Фидельгольц подтверждает его исключительную находчивость, артистизм и юмор. Например, двух поэтов, Жарова и Уткина, с ходу окрестил: «Жуткин!». Беседовал Лев с Лилей и Осипом Бриками, с двумя сёстрами и матерью поэта. По словам Лили, он был фаталистом, ещё в 18-м пытался покончить с собой после ссоры, и именно тогда ещё были написаны строки: «Инцидент исчерпан – любовная лодка разбилась о быт». Эта же фраза стала и его последней.
Некоторые подробности из жизни поэта в неопубликованных записках Л. Фидельгольца, возможно, интересны специалистам. Например, при обследовании установили, что Маяковский «трижды подхватывал гонорею». По словам Л. Брик, «в любви был примитивен». У поэта был навязчивый невроз: опасаясь инфекции, всегда носил в кармане мыло. По словам О. Брика, работая, Маяковский открывал форточку: уличный шум помогал ему в работе.
В те годы молодой медик познакомился и подружился со многими писателями, поэтами, художниками. Поэт Иосиф Уткин, уча его играть в бильярд, живо интересовался Дарвином и Фрейдом, а Лев, в свою очередь, зачитывался его стихами, в частности поэмой «О рыжем Мотэле». Интересны воспоминания Л. Фидельгольца о случаях «больного творчества» даровитых людей. Например, о Врубеле, выставку которого его лечащий врач Карпов устроил прямо в психиатрическом отделении больницы П. В. Ганнушкина. Как пишет Лев Григорьевич, резкие, противоположные контрасты красок без полутонов свойственны эпилептикам.

Биомеханика даровитого шизофреника Н. А. Бернштейна , как пишет Л.Фидельгольц, участвовавший в его опытах, оказала влияние на новаторство в искусстве, в том числе на театральные постановки В. Мейерхольда.
Интересны воспоминания о встречах с Линой Соломоновной Штерн, первым советским академиком-женщиной, ученицей швейцарца Прево. По приглашению Советского правительства она, оставив работу в женевском университете, переехала в СССР и занималась припадками у собак, искусственно вызывавшимися током. Результатом экспериментов была разработанная ею теория о защитных функциях и их роли в сохранении внутренней среды организма. В 43-м году Л. Штерн была присуждена государственная премия, а в 49-м она была репрессирована…
К концу 30-х годов Л. Г. Фидельгольц был уже опытным и известным среди коллег учёным, имевшим немало публикаций. В то же время у него был авторитет отличного практика-диагноста. То, что у него пока не было популярного имени, быть может, и спасло его в предвоенной и послевоенной «кампаниях» арестов. Семью ждал другой удар Но прежде предстояло выдержать удар всей стране.

ВОЙНА

Как и многие в Союзе, во главе с вождём, семья Фидельгольц была плохо подготовлена к войне, а тем более к тому, что она так стремительно приблизится к ним вплотную. Поэтому 14-летнего Юрия с лёгким сердцем отправили со школой в подмосковный лагерь, но вскоре решили вернуть его в Москву и готовиться к эвакуации. Со своим институтом Лев Григорьевич не уехал – всё колебался. А потом всё выжидал, но положение ухудшалось, надо было думать о семье, и он согласился на Узбекистан.
Тяжёлая долгая дорога в битком набитом вагоне поезда. В том же поезде – два чистеньких купейных вагона. Юра знакомится с девочкой – пассажиркой одного из них. Оказывается, её папа – сам Корней Чуковский! Два вагона были предназначены для академиков и писателей.
В Ташкенте их радушно встретил и приютил профессор Детенгоф. Впрочем, не их одних: в этом же доме они познакомились с психиатром Гуревичем, которому уже здесь успели разбить голову со словами: «Бей жидов!».
Даже известный в Ташкенте профессор Детенгоф не смог найти московскому доценту работу в переполненной эвакуированными врачами столице. Нашёл только в Намангане, и то на полставки. В месте назначения манна небесная их не ждала: ни даже комнаты отдельной, ни работы. Долгое время жили впроголодь, но со временем Льва Фидельгольца признали, появились частные больные, в том числе из местных нуворишей, стало полегче. Но, с другой стороны, дважды Лев Григорьевич заражался тифом и был на краю смерти. Не раз здесь ему самому, как когда-то его отцу, приходилось выслушивать антисемитские высказывания…
В Фергану был эвакуирован 3-й Московский мединститут. Льву Григорьевичу предложили работу на кафедре неврологии. Но когда приехали – и тут не нашлось даже комнаты, подселили к какой-то медсестре. Пришлось всё начинать сначала – и с работой, и с бытом…
Как-то в мае 43-го Лев Григорьевич консультировал сложный случай с раненым санитарного поезда и договорился с главврачом поезда, которому предстояло проехать мимо Москвы, что сына Юру прихватят с собой. Но в Саратове поезд направили на другой участок фронта, и Юрию пришлось добираться до Москвы «на перекладных». Подростку это удалось не без приключений, и, в самом конце пути едва не попав в руки милиции, он, истощённый, добрался всё-таки до подмосковной дачи тёти, сестры матери. Здесь племянник пробыл всего несколько дней: услышав антисемитские высказывания муженька тётушки, предпочёл голодное одиночество в холодной московской квартире.
Квартирка семьи оказалась запущенной, но, по счастью, покуда не занятой. 16-летнему Юрию пришлось, как и многим москвичам в то время, отстаивать и квартиру, и имущество от посягательств, в данном случае – дальнего родственника, спешившего воспользоваться отсутствием хозяев. Только когда Юрий пригрозил ему кинжалом, родственничек, ворча, ретировался.
А кинжал этот Юра заточил из напильника на работе: чтобы не сидеть на шее у тёти, определился в ремонтную контору помощником электрика. Кое-как сводил концы с концами, не прося ни от кого помощи. Квартиру отапливал «буржуйкой».
Родители не заставили себя ждать: вскоре и им удалось вернуться в Москву. Первым делом они восстановились на работе, а от Юрия потребовали немедленно уволиться и продолжить учёбу в школе. Это было не так просто: чувствовалась разница в подготовке между школами Узбекистана и Москвы. Юрий попал в отстающие, но всё же выдюжил 9-й класс, а вместо 10-го поступил на подготовительное отделение Института стали и сплавов, где по окончании выдавали аттестат зрелости, а в период учёбы – небольшую стипендию и служебные карточки – всё выгода по сравнению со школой, конечно, если использовать время по назначению.
На курсах уже чувствовалась студенческая атмосфера – по крайней мере, так представляли её себе Юрий и его новые приятели – сокурсники Валентин Соколов и Борис Левятов, ребята развитые. В их обществе Юрий не только быстро повышал уровень своей эрудиции, но и познал многое из запрещённого в те годы в Союзе. Под влиянием Соколова юный Фидельгольц начал писать стихи, завёл дневник. Как пишет Юрий в повести «Беспредел», они «…вели беседы политического характера, в которых обсуждался диктат Сталина и могучего КГБ. Разговоры носили философский характер. Каждый старался щегольнуть эрудицией, слегка изображал из себя героя…Во что выльются такие игры, никто из нас не мог и предположить».
Раскрепощённость дорого стоила нашим «студентам»: все трое не сдали первые же экзамены на подготовительном отделении и были отчислены, но если Юрий тут же продолжил учёбу в школе, то двое других были призваны в армию.
Случайно дневник Юрия прочла мать. Как пишет Ю. Фидельгольц в биографической повести «В тылу», мать, прочитав о спорах новоявленных «декабристов», позвонила родителям Соколова. «Испуганные родичи выволокли обоих. Основательный нагоняй был по заслугам. Обязали положить конец встречам и отношениям…». Но дневник не уничтожили…

ТРИБУНАЛ

В 46-м Юрий окончил школу, получил аттестат и поступил в Московское театральное училище на актёрский факультет, позднее переведённый в Государственный институт театрального искусства (ГИТИС). Ещё в школе он участвовал в любительских спектаклях, его считали способным и в училище. И как знать, возможно, он достойно пополнил бы плеяду своего выпуска, в которую входили ставшие популярными Борис Рунге, Вера Васильева, не окажись для него роковой эта компания периода подготовительных курсов.
В 47-м в армии за вольные «антисоветские» стихи был арестован Валентин Соколов. На допросах он быстро «раскололся» и выдал своих сотоварищей по компании. При обыске у Юрия Фидельгольца обнаружили роковой дневник.
В повести «Беспредел» Юрий пишет о «…методах следствия, при которых применялись шантаж с провокацией, запугивание и заверение тут же выпустить на волю, как только будут подписаны явно дутые материалы следствия. Майор Максимов матерился, а капитан Демурин сохранял вежливость, якобы сочувствовал, но, плетя паутину дознания, навязывал мне мнимые преступные замыслы и действия. Красивым почерком с ошибками в орфографии протоколировал небылицы. Эти люди и сфабриковали из нашей тройки мифическую организацию».

А вот как, по описанию самого Юрия, проходил суд: «Никто из нас и вообразить не мог, что в 48-м военный трибунал на Арбате, раскрутив маховик, будет судить выслеженных «антисоветчиков»… Закрытый зал суда военного трибунала заполнили офицерские погоны. Штатскими были только адвокаты и свидетели. «Похоронами по первому разряду» окрестили суд друзья отца – врачи…». Юрия защищал приглашённый родителями известный юрист профессор Оцеп. Но и он оказался бессильным: по «типовой» ст.58, пп. 10, 11 всем троим – по 10 лет исправительно-трудовых работ плюс 5 лет поражения в правах. Юрий смог утешить себя лишь тем, что следствие так и не выбило из него показаний против других друзей, с которыми он близко сошёлся, уже расставшись с Соколовым и Левятовым.
Один из них, сокурсник по театральному училищу Сергей Иванов, с опасностью для себя защищал Юрия в суде. Ему Юрий посвятил стихотворение в книге «Соловецкий камень»:

Шаг ступил – как в пропасть пал.
Быть свидетелем готов.
Строг военный трибунал.
«Ваше слово, Иванов!»

От чекистов тесен зал.
В своре этой – ты и я.
«Юру знаю», - ты сказал.
«Фидельгольца!» - взвыл судья.

«Юра, слышишь? Я – твой друг,
Да ещё к тому ж актёр».
Свора вздыбилась вокруг.
«Враг!» - промолвил прокурор.

А потом… Потом, Сергей,
Некто пошутил под смех:
«Фидельгольц! Так он – еврей!
Ты же русский человек!».

Сколько пройдено дорог
Под шуршание кулис
В самой лютой из эпох,
В кэгэбэшном театре крыс.

Но по смене многих дней
О себе бы ты сказал:
Лучшую из всех ролей
В трибунале ты сыграл.

Интересно, что через много лет, как пишет Олег Потоцкий, именно Сергей Иванов случайно на выставке «Те десять лет» встретит фото заключённого Юрия Фидельгольца и «воскресит» его среди сокурсников, числивших Юрия среди тех, кто навсегда сгинул за колючей проволокой.
Забегая вперёд, стоит сказать, что «заложивший» всех В. Соколов и в лагерях продолжал писать стихи и поступать с ними опрометчиво, отсидел в общей сложности 30 лет и умер в психиатрической больнице на Воркуте.

ПОЛИТКАТОРЖАНИН ОЗЕРЛАГА

Так начался новый период жизни бывшего студента-интеллектуала Юрия Фидельгольца. Начало его было таким, что тяжелее трудно придумать: лагеря под общим названием «Озерлаг» вдоль строившейся железнодорожной линии Братск – Тайшет были особо закрытыми и особо режимными. Особый режим заключался в полном беспределе в обращении с заключёнными. Особенно доставалось политическим, - «фашистам», как их тут называли, смешивая бывших полицаев и подчас их жертвы, бывших пленных и прочих в одну категорию. Юрий с самого начала прошёл «школу», поработав на самом трудном – не просто лесоповале, но ещё и на погрузке леса. А кроме того – на строительстве и ремонте железной дороги. Пища – баланда:

Когда тебя в бочонке с крышкой
Из кухни тащат к нам в барак,
зэка цветёт, как алый мак,
С пустою мискою под мышкой.

Какое счастье отыскать
В чуть мутной сваренной водице
Картошку иль овса крупицу, -
И это ль вам не благодать?..
(«Ода баланде»)

Неизбывная тоска по дому:

Письма родным мы два раза писали,
Только два раза в год…
(«Выставка»)

А родным добраться до Озерлага и тем более получить разрешение на свидание было просто подвигом. И родители Юрия этот подвиг совершили. Хотя для Льва Григорьевича это было совсем не безопасно ещё и потому, что когда посадили сына, он едва не лишился партбилета и только благодаря помощи влиятельных людей отделался выговором. Теперь же, в случае, если его «зацепят», он лишится и билета, и работы. И всё-таки он приехал вместе с Капой, и им удалось уговорить полковника-еврея, заместителя начальника всего Озерлага Нодельмана дать разрешение на свидание, как пишет Юрий, «с занумерованным доходягой-сыном, хотя это свидание сыграло, видимо, не последнюю роль в моей отправке на Колыму…».
Возможно, и так. Но пока что родителям удалось каким-то образом договориться с начальником лагеря: Юрия вдруг перевели на работу в медпункт, к польскому еврею-врачу Гросбергу, и он проработал санитаром на этом «курорте» месяц. А через месяц вернулся куда-то уезжавший начальник «оперчекотдела», как его называли, и для Юрия начались чёрные дни: допросы, избиения, карцеры с целью выбить из него показания о том, каким образом родители получили разрешение на свидание, да ещё и перевели его в медпункт. Явно «копали» под начальников, помогавших отцу. Юра, конечно кое-что знал, но не выдал никого и был отправлен в Тайшет, на пересыльный пункт, для этапирования на Колыму. Здесь ему повезло: на отборочную комиссию приехал тот самый Нодельман, полковник-еврей, который помог родителям. Юрию удалось сказать ему несколько слов – напомнить о родителях и попросить помощи, и его, вместо Колымы, направили на работу на авторемонтный завод. И только через год его всё-таки «зацепили» и отправили на Колыму.

«Я ПОМНЮ ТОТ ВАНИНСКИЙ ПОРТ…»

В битком набитом «телятнике» прибыли в порт Ванино, где формировались колымские этапы. В дороге ему повезло: в вагоне он познакомился с молодым врачом , москвичом Иосифом Аркадьевичем Мальским, осуждённым на 5 лет Особым совещанием, как «социально опасный». Узнав, что Юрий – сын известного доцента 1-го медицинского, Иосиф решил и ему помочь, и опереться на него. По приезде в Ванино он представил Юрия как фельдшера и попросил их не разлучать.
Пересыльный лагерь Ванинского порта представлял собой ровную территорию, разгороженную высокими глухими заборами со сторожевыми вышками на прямоугольные зоны с рядами приземистых бараков, похожих на гробовые крышки. Разделение на зоны – строго по «мастям»: воры «цветные», или «честнота»; «суки»; «беспредел» или «махновщина»; «фашисты» -это политические самые разные, включая и тех, кто по 58-й.
Ни одна воровская зона не допускала к себе «чужаков»: в ход пускались бечёвки-удавки, «пики», ножи и «посадки» - когда у человека от ударов о бетон отрывались внутренности, и он истекал кровью. В каждой зоне над массой работяг - «черноты» господствовали авторитетные, далеко не глупые уголовники со своими «паханами» - «центровыми».
В зоне «беспредела», куда направили Мальского врачом и Фидельгольца «фельдшером», из 1500 заключённых 200 были «блатными». Они занимали лучший барак, хозяйничали на кухне. Их главари назначали «бугров»-бригадиров, заставлявших работяг трудиться. Мафия контактировала с «надзорсоставом» и начальством лагеря, фактически будучи хозяевами в зоне.
В санчасти этой «махновской» зоны места врача и фельдшера как раз освободились: предшественников зарезали накануне. Назначение было не из приятных, но давало возможность избежать или оттянуть отправку на Колыму.
Санчасть занимала отгороженную треть барака со стационаром человек на 25, где больные размещались на двухэтажных нарах. В жилой комнате медперсонала – две койки. Комната амбулатории с пустыми шкафами. Вот и всё.
В отличие от Озерлага, где за «вольную» одежду тут же, как минимум, карцер, здесь блатные расхаживали в пальто, костюмах, рубашках. Сразу же Мальскому были поставлены условия: предоставлять блатным по первому требованию койку в стационаре, избавлять от этапов на Колыму, регулярно снабжать наркотиками, для чего в дело шли кодеин, люминал, хлороформ, эфир. Пришлось тут же освоить «феню» - воровской жаргон.
Поначалу Мальскому удалось найти «общий язык» с этой братией, но всем угодить было невозможно: отправляли с этапом без разбору, всё трудней было с лекарствами. И хотя не раз выздоравливавшие блатные от души хвалили своих евреев - «лепил», как-то ночью вломилась ватага и под ножами повела Мальского в свой барак. Юрия не прихватили, но из солидарности он пошёл вместе с Мальским и встал рядом с ним к стене. Медикам грозила участь их предшественников. Неожиданно их спасло заступничество одного из «центровых», которому Мальский спас жизнь, когда он сверх меры наглотался наркотиков. Только через час появились «режимники» зоны.
А через несколько дней Мальского и Фидельгольца отправили на Колыму, включив в медобслугу парохода-тюрьмы «Джурма». Как в той же песне, начало которой – в названии этой главы:
…И вид парохода угрюмый,
Как шли мы по трапу на борт
В холодные мрачные трюмы…

Трюмы, в которых везли зэков, действительно были холодные и мрачные, с трёхэтажными нарами. Медиков разместили отдельно, в небольшом отсеке под трапом. Сразу же пришлось заняться раненым: в одного «суку» офицер выстрелил в упор, когда тот бросился на него с ножом. Потом «лепил», как на жаргоне называли медиков, спускали поочерёдно в трюмы разных вышеперечисленных воровских сословий и «фашистов». «Качка, грязь, вонь, мутная вода в ржавых бочках, иней на клёпке – вот что такое корабельный тюремный трюм», -пишет Юрий в «Беспределе». Наконец, «Джурма» пробился через ледяные блины в бухту Нагаева.

«БУДЬ ПРОКЛЯТА ТЫ, КОЛЫМА…»

В первые же дни Мальскому и Фидельгольцу пришлось расстаться: Иосиф Аркадьевич остался лечить в зоне «честных» воров, а Юрия под конвоем отправили в Берлаг простым серым лагерным работягой. Снова казенное «хабэ», ватные брюки, телогрейка, бушлат. Как и в Озерлаге, «та же покорная масса людей – прибалтийцев, западных украинцев по прозвищу «бандеровцы», полицаев и бывших военнопленных, а ещё и такие, как я…». Комендант, стукачи, нарядчики, «бугры».
Морозной зимой 51-52 годов, живя в лагпункте и тяжело работая на строительстве фундаментов секретного объекта, Юрий быстро стал «доходягой», и его перевели в бригаду подсобную. Кормили жидкой овсяной кашей, ржавой селёдкой, сыроватым хлебом. От цинги лечились настоем стланника, который в бочках ставили в бараках.
Весной Юрия в числе трёхсот заключённых этапировали за реку Индигирку, в Аляскитово – конечный пункт колымской трассы, на рудник. Из-за близорукости его на добычу не отправили, а оставили на обогатительной фабрике. Уже привычные номера на лбу, колене, груди и спине, одежда второго – третьего сроков с цветными заплатами. Бараки с нарами от стены до стены. Но хотя бы КВЧ - культурно-воспитательная часть, заменявшая клуб. «Интернациональная» бригада, которой руководили грузин и армянин, а среди работяг были русские и украинцы, узбеки и туркмены, прибалтийцы и три еврея, со временем сплотилась. Но режим был и тут: подъём, поверка, развод, конвой с собаками, клацанье затворов. Шаг в сторону – у конвоя право стрелять.
Иногда выводили на «субботники» - разбивать ломами смёрзшийся мусор и перезахоранивать покойников, наспех зарытых в снег в лютые морозы.
Весной 53-го умер Сталин. В «Оде в честь великого сексота» (сокращённое от «секретный сотрудник», но в лагерях трактовалось куда шире) Юрий напишет:

Друг другу труп передают
Зэка, как палку эстафеты.
Тем временем в Москве кладут
Тяжёлый гроб на верх лафета…

На строгом кладбище элиты
Ждут гостя мрамор и гранит,
А заключённый позабытый
Под сопкой голышом лежит.

Затылком пепельным к востоку,
Чернильный номер на ноге.
Освобождённый раньше срока,
Он онемел навек в пурге…

Первой реакцией части заключённых и самого Фидельгольца было опасение – а вдруг к власти придёт более жёсткая фигура? Вдруг охрана начнёт чинить самосуд? Всё возможно в этой глухомани, и случаи в прошлом давали основание для беспокойства.
Потом появилась надежда на амнистию. В зоне кое-что изменилось: стали выдавать немного денег, открыли продовольственный ларёк. Но объявленная амнистия большинства не коснулась.
На обогатительной фабрике условия работы были губительными для здоровья. В дробильном отделении от пыли было не разглядеть друг друга в двух шагах, а в респираторах невозможно дышать. На других участках от сырости наживали ревматизм и туберкулёз. Многих делал полными инвалидами силикоз. В начале 54-го дошла очередь до Юрия: он тяжело заболел, но освобождения ему не давали, и лишь когда началось кровохарканье, его списали и поместили в отгороженный барак. Лечения практически никакого. Лежи и умирай. Обложка сборника стихов , вышедшего в 2000 году.
Но случилось неожиданное: в середине мая 54-го пришло решение о снижении срока с 10 до 6-ти лет. Помогли хлопоты матери Бориса Левятова, юриста по специальности. Итак, надо уезжать на Большую Землю, но поскольку диагноз – силикоз и вина предприятия в производственном заболевании, то они и обязаны за свой счёт отправить и оплачивать содержание в инвалидном доме. Но не отправляют – именно потому, что не хотят оплачивать.
Только когда больному Фидельгольцу ставят диагноз – туберкулёз и он подписывает отказ от претензий к Берлагу, ему, как ссыльному, предлагают несколько разрешённых городов на выбор. Юрий выбирает потеплее – Караганду и, получив перевод от родителей, летит в Хабаровск, а оттуда поездом в этот город. Ещё два года казахстанской ссылки, и Юрий Фидельгольц – в Москве. Потеряно восемь лучших лет…Ему уже 29. Но ведь и только 29!

ВОЗРОЖДЕНИЕ

За годы отсутствия сына в семье произошли значительные перемены. Ограничимся главным: в период «дела врачей» из института был уволен отец. Но Лев Григорьевич Фидельгольц был настолько авторитетен в московских медицинских кругах, что ему тут же предложили создать и возглавить новое отделение нервных болезней в больнице Минречфлота, и он руководил этим отделением практически всю оставшуюся жизнь, а умер он в 1983 году.
Вернувшемуся сыну надо было начинать практически с нуля.
Конечно, к театру возврата нет, тем более – с его подорванным эдоровьем. Но Юрий не сдаётся, находит своё место в жизни, посвятив её новостройкам Москвы. Он участвует в проектировании и строительстве целого ряда уникальных зданий и комплексов, вдумчиво и творчески выполняет чертежи. Хотя и пережитое, и перенесённые болезни нет-нет да напоминают о себе, это не отражается на его отношениях с людьми: Юрий - коммуникабельный, интересный собеседник. Он развивает свой интеллект, пробует себя в поэзии, в литературе.

Дружеские посиделки. Автор и герой очерка:Михаил Ринский и Юрий Фидельгольц. 1970-е годы.

В 1962-м году Юрий Львович был полностью реабилитирован. Но он считал своим долгом участвовать в полном восстановлении исторической справедливости, в раскрытии преступлений сталинизма. Ю. Л. Фидельгольц становится активным членом общества «Мемориал».
Автор этого очерка в 1960-70-х годах лет десять работал бок о бок с Юрием Львовичем в архитектурно-проектной мастерской Моспроекта – уже в тот период Юрий писал стихи и рассказы на лагерные темы своеобразным, образным языком. Со временем, уйдя на пенсию, он полностью посвятил своё время творчеству.
Юрий Львович пишет рассказы, стихи, документальные повести на темы пережитого. Его печатают в журналах «Юность», «Москва». Со временем издаются две книги его стихов – «Много воды утекло с тех пор» и «Соловецкий камень». С неослабевающим интересом, на одном дыхании читаются его новеллы о лагерном периоде его жизни. Недавно изданная повесть «Беспредел» о колымском периоде его заключения – настоящий обвинительный документ и в то же время захватывающее читателя произведение. В 2005 году в июньском номере журнала «Москва» опубликована его автобиографическая повесть. Неоднократно публикуется в альманахе «Муза». В 2007 году в зале Дома литераторов 80-летию Ю.Фидельгольца был посвящён специальный вечер. Фото начала 2000-х годов.

Юрий Львович – член Союза писателей Москвы. Давая ему рекомендацию в Союз российских писателей, замечательный поэт Анатолий Жигулин, судьба которого в «те» годы во многом сходна с судьбой нашего героя, писал: «Юрий Фидельгольц…прошёл те же пути, что и я в то же самое время. Да, всё правильно написал Юра – всё так и было… Произведения Ю.Фидельгольца привлекают прекрасным русским языком, образностью, удивляют зрелостью таланта. Он несомненно давно уже профессиональный писатель…».
Эти строки написаны Анатолием Жигулиным незадолго до его кончины, в том же 2000-м году. После его смерти Евгений Евтушенко предложил: «Нет, не «Железного Феликса» надо поставить напротив Лубянки, а Толю Жигулина в бронзе или граните – с него бы слепить неизвестного лагерника». Очень хорошая мысль: в дополнение к стихам, прозе, полотнам фундаментально увековечить память о страшном советском беспределе, в назидание потомкам.
Двадцатый век, - тяжёлый, трагичный, кровопролитный, век мировых войн, Катастрофы и ГУЛАГа семья Фидельгольц, как и многие миллионы семей, прошла, как по минному полю, в постоянном напряжении, и не избежала взрывов и потерь. По минному полю невозможно, да и глупо идти с гордо поднятой головой, но в любых ситуациях эти люди сохраняли достоинство. И сегодня Юрий Львович может, оглянувшись, обозреть путь своих предков и свой с гордо поднятой головой.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
rinmik@gmail.com
mikhael_33@012.net.il

МУЖЕСТВО КОМПОЗИТОРА ШТЕЙНБЕРГА

Михаил Ринский

МУЖЕСТВО КОМПОЗИТОРА ШТЕЙНБЕРГА
Имя Марка Штейнберга у многих наших с ним сверстников, в том числе и у меня, "на слуху" ещё со времён особого интереса к джазу, долгие годы "гонимому" советскими властями. В "титрах" моей памяти израильского периода жизни он – и композитор многих прекрасных песен на идише и русском, и автор музыкальных сборников, статей и рассказов. О Марке Штемберге нередко пишут в израильской, украинской, американской печати. Пишут о его таланте, творчестве. И о его стойкости.

Я счёл для себя честью быть представленным этому талантливому музыканту. Нас познакомил столь же талантливый и интересный его коллега Юрий Кремер. Союз наш скрепило их желание написать песни и романсы на мои стихи. Мне по душе была работа с композиторами, так органичными в совместном творчестве. Перенёсший тяжёлые операции и поэтому ограниченный в своих физических возможностях Марк называет Юрия, помогающего ему в обработке и исполнении произведений, "моим добрым ангелом".
В процессе нашей совместной творческой работы я ближе познакомился с Марком и счёл просто необходимым для себя написать об этом не только творчески интересном, но и мужественном человеке, о неординарном жизненном становлении этой талантливой личности.
Июль 1941 года. Начало войны застало семилетнего Марика в одной из больниц с диагнозом – скарлатина. Больных детей срочно спустили в подвал. Отец, которому было уже 53 года, и призыву он не подлежал, ушёл на фронт добровольцем. Мобилизовали и старшего брата Сашу. Оба они погибли.
!6 августа 1941 года теплоход "Кубань" отчалил от Одесского причала с тремя тысячами штатскими эвакуируемыми, с 230 пленными немцами и румынами в трюмах, с тысячей тонн грузов, в том числе оборудованием холодильника Одесского порта. На настилах, поверх оборудования, в числе эвакуируемых и семья Штейберг. Корабль сопровождали эсминцы, но это не помогло: немецкие самолёты бомбили и обстреливали "Кубань.
!8 августа возле Евпатории при очередной атаке "юнкерсов" 250-килограммовая бомба через палубы угодила в трюм, где были военнопленные, и пробила дно. Пробоина была велика, пластыря не хватило. Капитан, спасая людей и груз, выбросил судно на мель. Были убитые и раненые. Марик был ранен в шею. Эвакуированных пересадили на пароход "Пестель". В первую очередь переправили раненых, и как только приплыли в Мариуполь, их, в том числе Марика, отправили поездом в Нальчик. Мама с братом и сестрой разыскали его в госпитале.
Маме через военкомат удалось устроиться в столовую эвакогоспиталя. Брат Борис, несмотря на стопроцентную слепоту на один глаз, тоже, убедив медкомиссию, ушёл на фронт, и мама с Мариком и сестрой остались втроём. Потом было несколько военных голодных лет.
В 1947 году, после возвращения в родную Одессу, тринадцатилетний Марк Штейнберг стал воспитанником Одесского военно-музыкального училища, сродни суворовскому. Готовили в нём военных музыкантов. В то же время, были все положенные средней школе общеобразовательные предметы. Училище было под особым вниманием маршала Г. К. Жукова, сосланного Сталиным после войны командовать Одесским военным округом. Посетив училище, маршал приказал сшить учащимся форму из трофейного обмундирования..
В школе были отличные преподаватели, среди них – и немало евреев. Прежде всего, многое дали Марку Пётр Семёнович Глушкин, Зиновий Борисович Пятигорский. Были евреи и среди преподавателей общеобразовательных предметов, и среди персонала. Парторгом был Иосиф Давидович Шапиро , завскладом – Мехлис, родной брат соратника Сталина.
В ОВМШ Марк был одним из лучших. По окончании школы , как отличник, он имел право выбора и, по его желанию, был направлен солистом – кларнетистом в военный оркестр, лучший в округе. Но юным музыкантом двигала жажда познания, совершенствования. Окончив в вечерней школе десятилетку и получив Аттестат зрелости, Марк Штейнберг едет в Москву и экзаменуется в Институт военных дирижёров. Все пять "музыкальных" экзаменов абитуриент сдаёт на отлично. Но потом ему открытым текстом заявили, что он по "пятому пункту" не может быть принят, и приказали играть в учебном оркестре института. И всё-таки по возвращении в Одессу Марк продолжил своё образование, заочно окончив с отличием Херсонское музыкальное училище по специализациям дирижёра оркестра и хормейстера.
Марк работал в военном оркестре до 1957 года, когда, как он пишет, "заболел" джазом. При крупном одесском кинотеатре "Украина" был прекрасный джаз-оркестр, которым руководил известный джазист, гитарист Евгений Танцора. Марк играл в оркестре на саксофоне и кларнете. А с 1977 года в течение десяти лет Марк Штейнберг руководил этим оркестром.
Пианистка Елена Владыкина-Вайншток, живущая ныне в США, в течение 15-ти лет играла в том же оркестре. В статье о Марке Елена характеризует его, как кларнетиста-виртуоза. "Среди джазменов Одессы Марк пользовался уважением и авторитетом. Он много импровизировал на еврейские темы, тонко чувствуя особенности еврейского мелоса". Одесса немыслима без еврейских мелодий. Идишкайт – часть культурной жизни Одессы тех лет. В репертуаре оркестра, руководимого Марком, он присутствовал постоянно.
В эти годы Марк познакомился и совместно выступал со многими корифеями советского джаза, от А. Цфасмана и В. Ободзинского до Л. Долиной и Г.Поливановой. Получал приглашения в оркестры Л.Утёсова и Аранова, но решил остаться в Одессе.
Естественно, талантливый музыкант не мог оставить без внимания родной город, и много песен он пишет о своём замечательном городе: "Я увёз из Одессы шум ночного прибоя", "Таки есть что вспомнить", "Одесский дворик", Одесский лабух". И "Менделе" – тоже. На Всеукраинском конкурсе в честь 200-летия Одессы Марк Штейнберг получил диплом лауреата за песню "Город моей любви". Позднее, когда композитор жил уже в Израиле, в его родном городе издана замечательная книга "Одесса – жемчужина моря". – сборник сотен песен одесского, в основном – еврейского фольклора в аранжировке Марка Штейнберга.
Марк Штейнберг много лет преподавал кларнет и саксофон в Одесской детской музыкальной школе, сотрудничал в филармонии и музыкальных издательствах.
В сложный период 90-х годов Марк принял участие в издании литературно-художественного журнала и альманаха "Маме-лошн", органа клуба любителей идиша при Одесском обществе еврейской культуры. Главным редактором альманаха был поэт Александр Ройзин, в составе редколлегии, в частности, Сара Зингер. Марк был музыкальным редактором. В этот период он пишет музыку ко многим поэтическим произведениям на идише, в том числе написанным в память о Катастрофе.
Когда в 1995 году Марк Штейнберг репатриировался в Израиль, он с удовольствием прочитал в "Еврейском камертоне" статью Леонида Школьника о их работе. Приятно удивило композитора и то, что в Нетании хор исполнял его песни на слова А. Ройзина, а детский хор Хайфы – целых шесть песен.

Композитор приехал в Израиль с полным "портфелем" творческих замыслов. К сожалению, время его адаптации в новой жизни совпало с осложнением здоровья Марка: ему пришлось перенести сложные нейрохирургические операции. Но, несмотря на 100-процентную инвалидность, Марк Штейнберг, как и в первые месяцы в стране, так и после операций, и ныне продолжает плодотворно работать, создав буквально сотни песен. На идише исполняются его "Фрейлехс", "Их данк дир, майн Гот", "А фрейлехс ингеле". Его песни принимает на хранение архив мемориала "Яд ва-шем". В изданном Сборнике песен на стихи М. Спивака 33 песни написаны Марком Штейнбергом.
Композитор откликается на всё доброе и трагичное, что происходит в стране. Памяти жертв теракта в "Дельфинариуме" посвящена песня "Дрожит душа". Тесно сотрудничает Марк с поэтессой Сарой Зингер. Им в содружестве с Юрием Кремером и Сарой Зингер записано немало песен на идише.
Не могу не сказать о замечательных мелодиях песен на мои слова, созданных Марком и Юрием, таких как "Года, года", "В тоннеле", "Музыкант играет на трубе", "Взрослые , не трогайте детей". Поражает творческая "плодовитость", в лучшем смысле этого слова, композитора, несмотря на недуг. Марк пишет также музыку к спектаклям, например к комедии Шолом-Алейхема "Поздравляем", к спектаклю М. Ляховецкой "Я стал богатым". А совсем недавно им написан целый мюзикл для детей по мотивам сказки, по сценарию и на стихотворный текст автора очерка. Болезнь сильно затрудняет работу композитора, и друг Юрий Кремер и в данном случае выполнил музыкальное редактирование и компьютерную нотную вёрстку.
Несмотря на недуг, Марк активно участвует в борьбе за сохранение и развитие идишкайта. Борется и за высокий уровень музыкальной культуры. Например, пишет статью: "В Ашдоде должен быть свой духовой оркестр". Добивается внимания к этому и подобным вопросам г-на Кацнельсона, в то время зама мэра Ашдода. Активное участие композитора в музыкальных программах радиостанции РЭКа специально отмечает в своём благодарственном письме главный редактор радиостанции Шломит Лидор.
Приезжая к Марку, невольно обращаешь внимание на количество его друзей в разных странах, с которыми у него и личные, и творческие контакты.
В трудное время болезни большую помощь Марку в жизни и работе оказывает его жена и друг Светлана. Ей Марк посвятил несколько песен. Заботливы и два сына. Старший – музыкант, пошёл по стопам отца. Отрада Марку – пять внуков. В одной из песен, посвящённых "любимой жене Светочке", написанной в самое критическое время болезни, композитор пишет:
Благодарю, что счастливо мы жили.
Детей и внуков краше наших нет…
Поспешил Марк с прошедшим временем. Дай Бог ему ещё многих лет активного жизненного и творческого настоящего и будущего.

Михаил Ринский (972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
rinmik@gmail.com
mikhael_33@012.net.il

ВЕК МОРДЕХАЯ ЦАНИНА

Михаил Ринский
ВЫДАЮЩИЙСЯ ПОДВИЖНИК ИДИША
!0 марта 2006 года в кпубе Бейт-Левик отмечали уникальный юбилей: чествовали выдающегося писателя и публициста, редактора, журналиста и переводчика, деятеля идишкайта Мордехая Цанина. Далеко не каждому в столь почтенном возрасте удавалось принимать поздравления на сцене переполненного зала клуба, созданного по его инициативе. И хотя он предстал перед своими соратниками на коляске, зал встретил его бурными аплодисментами, не раз повторявшимися в течение всей встречи.
Юбиляра тогда представил собравшимся известный деятель театра и диктор радио на идише Михаэль Вайнапель. К сожалению, Михаила уже нет с нами. А Мордехай Цанин, патриарх идиша, данкен Гот - слава Б-гу,, здравствует и сегодня.

Польское еврейское местечко Соколув-Подляски сто лет назад ничем не отличалось от тысяч других, как и семья Цукерманов, её скромных жителей. Как и все еврейские дети, Мордехай учился в хедере, в талмуд-торе. События первой мировой вынудили многие еврейские семьи изменить свой сонный быт, а можно сказать – и позволили вырваться из него. Вот и Мордехай Цукерман, будущий Цанин, в 1921 году, после переезда семьи в Варшаву, получил возможность совершенствовать себя и свои знания, заняться глубоким изучением литературы и истории своего народа – тем, к чему имел особую склонность.
В 1929 году Мордехай начал печатать рассказы, репортажи, фельетоны в журналах и газетах на идише. Редактировал бюллетень «Бихервелт» - «Книжный мир». В 30-х годах М. Цанин активно участвовал в работе партии «Бунд», как литератор отстаивал интересы своего народа, выступал за сохранение и развитие идиша. Много внимания уделял публикациям для детей, учеников еврейских школ на идише.
В 1933 году выходит его первая книга рассказов «Да здравствует жизнь», в 1935 году - роман «На топкой земле», обративший на себя внимание цензуры. К концу 30-х годов Мордехай Цанин – уже известный в Польше литератор среди читателей на идише.
Когда фашисты 1 сентября 1939 года напали на Польшу, Цанин был в рядах Польской армии, тщетно пытавшейся противостоять железной армаде. В ноябре ему удалось бежать в Белосток, где уже была Красная армия, оттуда – переправиться в Вильно. Получив в консульстве Японии визу на въезд в эту далёкую страну, Цанин через Советский Союз по железной дороге и затем из Владивостока морем добирается до Японии, откуда через Индию и Египет – до Палестины , уже в 1941 году.. Здесь он встречается с женой, которая из Польши до Эрец-Исраэль добиралась другим путём.
В годы второй мировой войны, английского мандата и в первые годы войны за независимость молодого государства трудно было всем. И Мордехаю пришлось тяжело работать. Талантливый человек, он в первые годы проявил свои способности в графике, рисунке, дизайне. И печатал репортажи, рассказы.
В 1947 году Цанин в качестве корреспондента газеты «Форвертс» в течение полугода объехал свыше ста польских городов и местечек, опубликовав десятки репортажей об уничтожении еврейства в годы Холокоста и о положении в Польше, где были уже послевоенные погромы. Многие газеты мира перепечатывали его репортажи. От преследования польских властей и ареста его спас британский паспорт. В 1952 году репортажи из Польши изданы книгой под названием «По камням и руинам».
Видя, как трудно репатриантам из местечек, знавшим идиш, но не иврит, абсорбироваться в Израиле без языка, М. Цанин в 1948 году, сразу после образования государства, стал издавать «Илюстриртер вохблат» - «Иллюстрированный еженедельник», а в 1949 году, преодолев сопротивление властей, не разрешавших выход ежедневной газеты на идише, основал сразу две газеты: «Лецте найес» - «Последние новости» и Хайнтике найес» - «Сегодняшние новости». Газеты выходили по три раза в неделю поочерёдно, и таким образом читатель на идише имел фактически ежедневную газету. Лишь в 1959 году власти, по указанию Бен-Гуриона, разрешили издание ежедневной газеты на идише, после чего М.Цанин объединил газеты, и «Лецте найес» печаталась ежедневно, в лучшие времена – тиражом до 37 тысяч экземпляров. Лишь через много лет она стала еженедельной и в таком виде издавалась до конца 1997 года. К сожалению, постепенно её тираж сокращался, и уже после столетнего юбилея создателя газеты издание её было прекращено.
Цанин – журналист существует параллельно с Цаниным – писателем, поэтом и переводчиком.: он переводит «Песнь песней» и «Книгу Руфь», пишет романы «Чужие небеса» и «Любовь в ненастье». Главное произведение писателя Цанина – эпопея в шести томах «Афтафан возвращается домой» - о судьбе еврейского народа со времени разрушения второго храма до Катастрофы. Переведена с идиша на иврит и английский. А всего Мордехаем Цаниным опубликовано 30 книг. Достойный вклад.
Мордехай Цанин - инициатор создания Союза журналистов Израиля на идише и клуба идишистов Бейт-Левик, где и проходило чествование юбиляра. Выдающийся идишист отмечен большим числом премий: имени Мангера, имени Шолом-Алейхема и многими другими. Избирался председателем Союза писателей на идише, Международного союза еврейских журналистов. Не случайно столетний юбилей выдающегося идишиста в 2006 году собрал столько его приверженцев, соратников, читателей, учеников. Хочется лишний раз отдать патриарху идиша дань глубокого уважения.

Михаил Ринский 03-6161361 054-5529955

КЛАССИК ЕВРЕЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ШОЛОМ АШ

Михаил Ринский
КЛАССИК ЕВРЕЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ ШОЛОМ АШ
В 2007 году исполнилось полвека со дня смерти выдающегося писателя и драматурга, классика литературы на идише Шолома Аша, творчество которого, получившее мировую известность, явилось как бы связующим звеном между литературой на идише и мировой классикой.
Шолом Аш родился в 1881 году в польском городке Кутно в ортодоксальной семье. Получил традиционное еврейское образование: Ветхий завет, древние сказания он знал в совершенстве. Так же глубоко способный ученик овладел ивритом, идишем, польским. Сведения о современном мире Шолом черпал из произведений Толстого и Гоголя, Диккенса и Гёте. Глубоко религиозные родители всё чаще упрекали юношу в отходе от традиций. В 18 лет Шолом покинул родной дом, первое время в еврейском местечке обучал неграмотных и изучал их быт. Затем переехал во Влоцлавек, зарабатывал на жизнь писанием бумаг, прошений и писем за безграмотных.
Первые пробы пера молодого Аша были на иврите и на идише. В 1899 году он показал их И. Л. Перецу, который, подбодрив его, посоветовал целиком сосредоточиться на разговорном идише. Печататься Аш начал в еженедельнике «Иуд» с новеллы «Мойшеле»(1900 год).
Большую роль в жизни Шолома Аша сыграла встреча и сближение с польско-еврейским писателем М.М. Шапиро и его дочерью Матильдой, ставшей его женой. Шолом пишет одно произведение за другим. В 1904 году он заканчивает роман «Митн штром» («По течению») и пишет пьесу по роману. Повесть «Штетл» («Городок») в 1905 году принесла ему мировую известность. В ней, как и «Богаче Шлойме» (1909), в местечке – тёплое, сердечное добродушие, вместо мрачного и унылого изображения еврейского быта. Некоторые критики упрекали автора в идеализации патриархального местечка и благотворительности богачей. В то же время в революционном 1905 году Аш – в рядах демонстрантов. В последующие годы реакции он пишет роман «разрушение храма», действие которого – в Польше и Бессарабии, Америке и Украине.
После поездок по Европе и в Палестину (1908) Аш уезжает в США, где публикует большой роман «Мария» (1913) и его продолжение «Путь к себе», где уходит от местечковой тематики к общим проблемам еврейского мира. В произведениях Аша появляется социальная тематика. «Мотке-вор» - роман о преступном мире. Писатель ещё не раз вернётся к социальной тематике: «Уголь» (1928), «Ист-ривер» (1947), «Гроссман и его сын» (1954). Но история и проблемы своего народа останутся ведущими в его творчестве: «Во славу Б-жию» (1919) – о муках евреев в 17-м веке. Трилогия «Человек из Назарета» (1943), «Апостол» (1949) и «Мария» (1949) была с энтузиазмом принята прессой США, но еврейская критика отнеслась сдержанно.
Невозможно в короткой статье даже перечислить, тем более прокомментировать и проследить вехи творчества выдающегося писателя. Выйдя за рамки привычной тематики еврейской литературы на идише, Аш связал её с европейской и американской культурами, став первым писателем на идише, получившим всемирное признание. Он был избран почётным председателем пен-клуба писателей на идише. В 1932 году он был награждён польским орденом.
Творчество писателя близко людям , по тем или иным причинам вынужденным покидать свою обитель, независимо от их национальности Таких людей всё больше в этом мире. Русский-эмигрант Михаил Осоргин (вторая его жена Рахиль Гинцберг – дочь киевского раввина) ещё в 1930 году говорил на юбилее Аша о том, что его произведения «…особенно понятны той части русского народа, которая вынуждена жить по чужим странам в расстоянии, подобно еврейскому, в постоянной тоске по своему Сиону. Именно здесь мы поняли, что такое черта оседлости, постоянное ограничение в передвижении, как действуют на душу постоянная подозрительность и незаслуженное неуважение к его нации, виноватой лишь в том, что её боятся духовные мещане Старого и Нового света, дрожащие за своё маленькое житейское благополучие».
Как большой человек мира, Шолом Аш не уходил от глобальных проблем, в то же время во многих случаях сообразуя свою точку зрения с велением времени. Так, он не принял Октябрьский переворот, видя в нём врага еврейских устоев. В то же время, по рекомендации Горького, он посетил Советский Союз в 1928 году.
В ответ на слова Зева Жаботинского: «Если вы не уничтожите галут, галут уничтожит вас» и его призыв нелегально переселяться в Палестину Шолом Аш писал: «Надо иметь каменное сердце, чтобы осмелиться появляться сейчас в Польше с таким предложением… Мы не откажемся от права существовать во всём мире». После того как вернувшийся в 30-х годах в Польшу Аш вынужден был уехать во Францию, а затем бежать снова в США, он признавал, что был неправ по отношению к призыву Жаботинского. Но, с другой стороны, разве не остаются актуальными и слова самого Аща для диаспор нашего народа.
Шолом Аш был прекрасным чтецом – исполнителем своих произведений. На своём польско-еврейском диалекте он говорил так же сочно и образно, как писал. Встречи с читателями проходили интересно. Доктор Бернштейн вспоминает о вечере в Ровно в 1930 году. Театр не мог вместить желающих евреев со всей округи. Шолом Аш читал отрывки из своей трилогии «До потопа», над которой тогда работал. Герой Зхария Минкин – странствующая душа в гуще событий начала 20-го века в Петербурге, Варшаве и Москве. Затем демонстрировался фрагмент фильма «Дядя Мозес», снятого в Америке по одноимённому роману.
Спектакли и фильмы по произведениям писателя и драматурга ставились во многих странах. Драма «Б-г мести», написанная ещё в 1907 году, была поставлена на русской, польской, немецкой сценах…
Встречу в Ровно, вспоминает Бернштейн, Шолом Аш закончил словами: «Не забывайте, что идиш – клад нашего народа».К этому напутствию хотелось бы добавить, что и выдающийся классик литературы на идише Шолом Аш – бесценный бриллиант в этой сокровищнице.
В 2006 году не случайно 125-летие писателя отмечалось в Бат-Яме: именно здесь, на улице Арлозоров 50, находится дом-музей Шолома Аша, в котором он жил незадолго до кончины в 1957 году и который его жена Матильда Аш-Шапиро завещала ирие города. Одним из создателей и директором музея был известный деятель идишкайта Ицхак Грудберг-Турков, после кончины которого эстафета бережного хранения и пополнения музейных ценностей перешла к его жене и другу Шуре Турков-Гринхойз, которой большую помощь оказывают такие энтузиасты, как Симха Морецки. В музее в полном порядке хранятся подлинные мебель, вещи, коллекции и книги выдающегося деятеля мировой и еврейской литературы Шолома Аша.

Михаил Ринский 03-6161361 054-5529955

ГЕНИЙ РАДИО АКАДЕМИК А. Л. МИНЦ

Михаил Ринский

НА ВОЛНЕ - КАК НА ВОЙНЕ

Академик Александр Львович Минц - один из первых в мире в таких различных областях науки и техники, как мощнейшие радиостанции, ускорители заряженных частиц, глобальные системы связи, противовоздушной и противоракетной обороны... В самые тяжёлые военные 1941-42 годы он возглавлял строительство сверхмощной радиостанции, и в день сдачи её, за шесть десятилетий до 11 сентября 2001 года, 200-метровую башню антенны протаранил и разрушил самолёт...

РАДИСТ-КАВАЛЕРИСТ

1895 год был не только годом рождения радио. В том же году в семье ростовского фабриканта-еврея Льва Минца родился и выдающийся радист. Будущий академик уже в 8 лет увлёкся химией, в 13 - летательными аппаратами, а в 18, по окончании славившейся своей подготовкой ростовской гимназии, был принят, несмотря на еврейское происхождение, сразу на второй курс Московского университета. Об этом лично ходатайствовал академик П.П. Лазарев, обративший внимание на необычную талантливость юноши.
В 20 лет Александр уже занимался исследовательской работой, увлечённый радио, стремительно развивавшимся в России и востребованным особенно остро в связи с первой мировой, а затем и гражданской войной.
Пришедшие к власти большевики хорошо понимали роль радио и как средства агитации нового строя, и как важнейшего инструмента централизации будущей тоталитарной системы, и как средства оперативной связи в огромной воюющей стране. А в перспективе радио должно было служить и делу пропаганды мировой революции.
В 1920 году в Европе было всего несколько тысяч несовершенных радиоприёмных устройств, а к началу 30-х годов там уже было 36 миллионов различных радиоприёмников. Идея обращаться к пролетариям всего мира к тому времени пришла в голову только большевикам. До этого разве что Британия транслировала для жителей колоний да Германия - польским немцам.
В октябре 1919 года было сформировано Управление связи Красной армии, сыгравшее большую роль в развитии этого рода войск. Только в !-й конной армии Будённого, где в годы гражданской войны как раз и воевал мобилизованный Александр Минц, он командовал радиодивизионом, в котором было 13 радиостанций, 120 человек и 220 лошадей. К тому времени он успел закончить университет. Воевал Минц на Кавказе, в Польше, в Крыму... Будённый очень ценил Минца и однажды буквально спас, ценой немалых жертв вызволив его из окружения. Исаак Бабель описал этот эпизод в «Конармии» - приведём только отрывки:
«- Ребята, - сказал Будённый, - у нас плохая положения. Гад Карачаев радиодивизион Минца полякам бросил. Требуется возвернуть.
- Поинтересуюсь узнать, - закричал дико Афонька Бида, - подходяще ли нам из-за разных мигалок и пищалок коней терзать и людей тратить?...»
Далее Ворошилов убеждает людей, а Будённый обещает Колесникову бригаду, если он отобьёт у поляков Минца. И вот как Бабель характеризует самого Минца в этой опасной ситуации:
«- Отобьёмся, - ответил Минц. - Главное, ихних лошадей ужаснуть, тогда беспременно повернёт лава.
Его осмотрительное мужество и хладнокровие, походившее на рассеянность мечтателя, сотворили чудо - дрогнула польская кавалерия, и подоспевшие эскадроны Колесникова разбили уже уходившую в беспорядке шляхту...»
А немного позже и сам Минц спас отца другого будущего академика, когда начальник электростанции Елизаветграда Евгений Тамм не смог обеспечить электричеством штаб Будённого, и Минц, зная крутой нрав командарма, мобилизовал свой эскадрон, раздобыл Тамму топливо для станции, и она заработала, спасая Тамма- старшего от гнева Будённого.
Уже в 1921 году А. Минц возглавил радиолабораторию, которая своими силами изготовила 220 радиостанций его конструкции - для того времени количество небывалое. Ламповые радиостанции так и назывались - АЛМ - инициалами их создателя. До этого в Красной армии были только искровые передатчики фирмы «Телефункен».

ГЛАВНЫЙ РАДИСТ СТРАНЫ

В 1923 году Александр Минц возглавил Научно-испытательный институт РККА. С тех пор он стал главным разработчиком крупнейших в мире мощных и сверхмощных радиостанций, предназначавшихся для вещания на Союз и за границу. Вслед за Сокольнической станцией, одной из крупнейших, уже в 1927 году было решено строить станцию, способную вещать на всю Европу. Станция ВЦСПС формально должна была принадлежать профсоюзам, то есть государство как бы не участвовало в пропаганде на другие страны. Мощность станции должна была составлять 100 киловатт. Германская фирма «Телефункен» бралась построить станцию только на 50 киловатт за три года и за сумму несколько миллионов золотых марок. Тогда Орджоникидзе и Кировым было принято решение строить своими силами. Поручили создание станции А. Л. Минцу. И станция мощностью 100квт была построена за полтора года. Но и этого мало: со временем построили ещё четыре аналогичных.
Весь западный мир бросился тогда в погоню за СССР: с приходом в Германии к власти фашистов, со всё усиливающейся радиоэкспансией Советского Союза, да и с расширением возможностей радио это стало просто необходимо. Даже у США тогда были станции мощностью лишь до 50 квт, и лишь в 1934-м в Цинциннати ввели станцию на 500 квт. Но к этому времени, к маю 1933-го, в СССР построили станцию имени Коминтерна той же мощности. Её создателями были М. А. Бонч-Бруевич и А. Л. Минц, причём последний успел пройти школу «повышения квалификации»: в 31-м ОГПУ арестовало его по обвинению в контрреволюционной деятельности, но вынуждено было освободить - требовали интересы науки, радиотехники и радиостроительства. Без А. Л. Минца в советской радиотехнике фактически не решалась ни одна стратегическая проблема.
Вот и самая мощная в мире коротковолновая радиостанция РВ-96 также была создана Минцем. И тоже, вслед за нею, по образу и подобию были построены ещё несколько на всём протяжении шестой части суши Земли - от Прибалтики до Камчатки. Все они решали не только вопросы пропаганды на весь земной шар, но и стратегические военные проблемы.
Роль радио всё больше возрастала с совершенствованием средств войны, с развитием авиации, флота и бронетехники. Всё более исход сражений и войн решался в зависимости от скорости оповещения, от взаимодействия. Появилось телевидение, совершенствовалась радиолокация, испытывалась ракетная техника...

РОЛЬ РАДИОВОЛНЫ В СТРАТЕГИИ ВОЙНЫ

Как раз кначалу второй мировой войны в России прошли волны массовых арестов, обескровивших науку и армию. В 1938-м снова был арестован и Александр Львович Минц - ему инкриминировали... подрыв боеспособности Красной армии. Власти сами подрывали то, во имя чего наука и в немалой степени А. Л. Минц самоотверженно трудились все эти годы. И, как парадокс, в этих репрессиях сыграло роль новое мощное средство - радиодезинформация, успешно применённая фашистами, воспринявшими и развившими методы большевистской пропаганды. Их интриги способствовали обескровливанию комсостава СССР.
Использовалась радиоложь и с другими целями. Так, 5 июня 1941 года ставка фюрера передаёт директивы: «Началась вторая фаза дезинформации противника... с целью создать впечатление подготовки высадки десанта в Англии. Сосредоточение сил на востоке следует представлять в виде дезинформационного мероприятия с целью сокрытия высадки десанта в Англии».
И, клюнув на эту и подобные удочки, Сталин даже на докладной КГБ от 17 июня 41-го о сообщении «источника» в штабе германской авиации, что удар немцев ожидается в любое время», пишет резолюцию: «Можете послать ваш «источник»... Это не «источник», а дезинформатор».
Всего через пять дней страна жестоко расплачивалась за просчёты диктатора. Наряду с огромными потерями территории, людей, армий, техники - всё невозможно перечислить - страна ещё и лишилась голоса и слуха: часть мощных радиостанций была захвачена врагом или разрушена, а те самые главные, что окружали столицу, вынуждены были прекратить или резко ограничить вещание: они становились маяками для немецкой авиации.
Огромный советский монстр оказался на грани паралича. Нужны были быстрые и неординарные решения, а люди, способные их принять, были в тюрьмах и лагерях. Многих успели и уничтожить... Теперь спохватились.
Среди срочно освобождённых по личному приказу Сталина был и Александр Минц . И в день его освобождения, 10 июля 1941 года, было принято решение, необычное для обстановки стремительного вражеского наступления: срочно строить под Куйбышевым, вне досягаемости немецкой авиации, радиостанцию невиданной мощности - 1200 киловатт. Возглавить и проектирование, и строительство такой станции мог только один человек - вчерашний заключённый А. Л. Минц. Буквально немедленно после освобождения его доставили на место.
На размышления времени не было, но Минц оставался Минцем: и в данном случае он тут же нашёл новейшее решение, повышающее коэффициент полезного действия сразу в полтора раза. Но это - наука. А на практике требовались десятки тысяч технологических деталей. Значительная часть аппаратуры, имевшейся только в Ленинграде, погибла при вывозе через Ладожское озеро. К счастью, сохранились радиолампы, и это было главное. Буквально за неделю составили эскизный проект. Проектировщиков разместили в сельской школе. Начали с принципиальной схемы здания, чтобы до морозов заложить фундаменты. А морозы достигали 46 градусов, да ещё и с ветром. Из одеял сшили рукавицы и маски для защиты лиц от обморожения...
Остаётся только удивляться, как Минцу удалось в тех условиях добиться получения всего необходимого - от размещения и питания 6-тысячного коллектива учёных, проектировщиков и строителей и до изготовления и поставки огромного количества различных конструкций и оборудования. В округе не было ни одного завода, имевшего опыт выпуска радиоаппаратуры, - освоили. Не было слюды для диэлектрика в конденсаторах - применили сжатый до 15 атмосфер азот: 520 комплектов изготовил карбюраторный завод. На заводах изготовили, привезли и смонтировали четыре башни для антенн высотой по 200 метров и четыре - по 150 метров. И вот уже 17 ноября 1942 года радиостанция была предъявлена комиссии на приёмку. Шло заседание комиссии, когда, в густом тумане, пролетавший мимо самолёт врезался на высоте 100 метров в одну из 200-метровых башен, разрушив её. Академики А. Минц(справа) и В. Векслер, 1964 год.
Хотя вины проектировщиков и строителей не было никакой, комиссия записала упрёк в «некомплектной» сдаче станции. Вместо разрушенной башни изготовить новую на заводах было уже невозможно: они тут же перешли на производство танков. Пришлось варить башню на месте из буровых труб. А станция заработала по временной схеме и в августе 43-го была закончена полностью, то есть за два года - в немыслимый ранее срок. На сей раз подвиг был оценен по-настоящему, в том числе и личный вклад А. Л. Минца. Но свободу действий он не получил: его обязали возглавить лабораторию спецтехники НКВД...
Созданная при активном участии А. Л. Минца радиопромышленность, несмотря на огромные потери в начале войны, в ходе её непрерывно наращивала производство: если в битве под Сталинградом было задействовано 9 тысяч радиостанций, то в Белорусской операции - уже 27 тысяч. Но на смену старым уже прорабатывались принципиально новые средства массового уничтожения, и для их разработки и внедрения требовались совсем другие радиотехнологии и электроника. И снова обратились к А. Л. Минцу.

ОТ СИНХРОФАЗОТРОНА ДО ПРОТИВОРАКЕТНОЙ ОБОРОНЫ
В 1946 году, после тридцати лет, отданных радио и радиоэлектронике, энциклопедические знания, талант, опыт и организационные способности выдающегося учёного были востребованы в совершенно новой области: он возглавил созданную в составе Физического института АН СССР лабораторию для разработки установок ускорителей заряженных частиц. Разместили лабораторию в особняке на Фрунзенской набережной Москвы. Наконец-то у Александра Львовича были нормальные условия для жизни и работы. Под его руководством здесь были разработаны и затем построены синхроциклотрон в Дубне - в 1949 году, мощный синхрофазотрон - в1957 году, мощнейший по тем временам синхротрон в Серпухове - в 1961 году, ряд других... В 1946 и 51-м годах А. Л. Минцу были присуждены Государственные премии, в 1959 - Ленинская премия. Ещё раньше, в 1950-м, он был удостоен Золотой медали Попова.
В военные и послевоенные годы секретные разработки курировал Л. П. Берия. В своей книге об отце Серго Берия называет А. Л. Минца в числе «довольно близких к отцу» людей, наряду с А. Н. Туполевым, Г. К. Жуковым... Вряд ли с лёгким сердцем посещали эти выдающиеся личности человека, виновного в их арестах или опале. Скорей всего, - что им оставалось?.. И как цинично это выглядит с его стороны - не отводить глаза, беседуя с людьми, которым сам поставил клеймо... Синхрофазотрон в Дубне

Несмотря на то, что Александру Львовичу была поручена ответственнейшая работа по ускорителям, все новейшие разработки в областях, связанных с радио и радиоэлектроникой, по-прежнему требовали участия выдающегося учёного, будь то системы навигации - морские, ракетные, спутниковые, системы обнаружения, оповещения и наведения, глобальная система противовоздушной обороны столичной зоны... Параллельно с ускорителями, во всех этих разработках участвовал А. Л. Минц, возглавляя одновременно и РАЛАН - Радиотехническую лабораторию Академии наук СССР, созданную для разработки системы ПВО г. Москвы. Ещё в 1946 году Александр Львович был избран членом-корреспондентом, а с 1958 года - академиком АН СССР. В 1957 году он был избран членом Международного научного радиосоюза.
Когда в 1953 году американцы запустили баллистические ракеты среднего радиуса действия и развернули работы по созданию «Атласа» с дальностью 8000 километров, семь Маршалов во главе с начальником Генштаба В. Д. Соколовским обратились в Президиум ЦК КПСС с письмом о необходимости создания системы противоракетной обороны - ПРО. Как раз в это время завершались испытания системы ПВО Москвы. Ни главный разработчик этой системы академик Расплетин, ни Келдыш, ни Королёв не верили в эффективность создания системы ПРО, и всё-таки Совмин СССР в декабре 53-го принял решение «О разработке методов борьбы с ракетами дальнего радиуса действия». Возглавить эту работу поручили руководителю специально созданной лаборатории крупному учёному, профессору Нахиму Ароновичу Лившицу и , конечно же, руководителю РАЛАНа А. Л. Минцу. Тогда же Главный конструктор КБ-1 П. Н. Куксенко предсказал: «Этой работы хватит вам на всю жизнь».
Отношение А. Л. Минца к проблеме ПРО было двойственным. Современники свидетельствуют, что как человек, длительное время отсидевший и отработавший в учреждениях НКВД, он не делился своими сокровенными мыслями. Но было очевидно его желание выполнить самостоятельно работу, никому не подчинённую, находившуюся под контролем непосредственно Н.С. Хрущёва. Работа считалась сверхсекретной и помечалась грифом: «Совершенно секретно особой важности». Группа, выполнявшая работу, была изолирована даже от собственного отдела. РАЛАН не ограничился предложениями системы обнаружения ракет противника, но и разработал и испытал радиолокационные антенны для наблюдения за траекториями ракет и даже определения мощности их головных частей. Разработки системы ПРО в то время были пионерными - они опережали и необходимость, и возможности страны...
В 1957году РАЛАН был преобразован в Радиотехнический институт Академии наук СССР, который академик Минц возглавлял до 1970 года, когда болезнь вынудила его сократить нагрузку. Институт ныне носит его имя.
Герой социалистического труда Александр Львович Минц до самой кончины в 1974 году продолжал вносить неоценимый вклад в науку, образование, культуру. Им опубликованы фундаментальные научные труды и множество статей в областях радио и электроники, в области заряженных частиц. В то же время он - один из активнейших среди академиков-популяризаторов, часто публиковавших в массовой печати доходчивые статьи, которые в те годы молодёжь читала с большим интересом. Среди нескольких поколений учеников А. Л. Минца - немало светил мировой науки.
В декабре 2004 года минуло тридцать лет , как академик А. Л. Минц ушёл из жизни. Это были годы стремительного продвижения именно в сферах его деятельности: электронике, информатике, ядерной физике, ракетостроении. Наш народ вправе гордиться одним из талантливейших его сыновей, намного опередивших время.

Михаил Ринский
(972) (0)3-6161361 (972) (0)54-5529955
rinmik@gmail.com
mikhael_33@012.net.il